Перерождённый. Часть 1

[wcom]

Перерождённый.

Автор: Аямэ Эрли Джей (моё имя))
Жанр: повесть.
Фэндом: W.I.T.C.H., пост-комикс.
Рейтинг: NC-17
Пэринг: Сердик/Орубе, Венс Майкл Джастин/Фобос, Седрик/Фобос.
Статус: Пишется
Саммери: После гибели в нашем мире Седрик попадает в другой, теряет память… но взамен находит кое-что лучше.
От автора: Я хотел написать короткую зимнюю сказку.. а получилась здоровая маргинальная повесть...

Хочешь, я расскажу тебе сказку про злую метель,
Про тропический зной, про полярную вьюгу?
Вы не поняли, мисс, - я совсем не прошусь к вам в постель,
Мне вот только казалось - нам есть, что поведать друг другу.
(с)А.Макаревич

Идёт снег. Холодно. Простые понятия, определения, минимальный словарный запас... Кто я и откуда, сколько мне лет, с кем дружу, кого люблю?... Я не узнаю даже себя в зеркалах витрин... Черно-белый город... Дорога без начала и конца. Откуда я?
- Эй, поострожнее, а?
Какая милая девушка... Напоминает... Кого-то.
Яблоко на снегу. Алое на белом. Вот странно...
- Девушка! Это не Ваше?
- Нет!
На алой шкурке в моих белых от холода пальцах тают снежинки, путаются в её чёрных волосах, оседают на моих...
- Вы здоровы?
- Нет... Кажется, я потерял память...
Порыв холодного ветра до боли треплет мои волосы. На задворках памяти стоит отметка о том, что они у меня золотистые и, судя по тому, как сильно развеваются на ветру, очень длинные.
- Идёмте.
Яблоко отправляется в чёрную лаковую сумочку. Кафе. Так тепло по сравнению с улицей. Горячий, обжигающий кофе. Морщусь от вкуса, но пью, поскольку в желудке и на душе от каждого глотка становится теплее. Не представлял, что замёрз так сильно… Интересно, я люблю кофе? Судя по тому, что меня уже начинает тошнить, нет.
- Бекки…
И, интересно, как зовут меня?
- Вы пока мой единственный знакомый в городе… Я бы хотел попросить Вас…
Засовываю руки в карманы пальто… и натыкаюсь на что-то. Несколько маленьких, но явно золотых монет и… библиотечная карточка на имя… Ребекки Рубенс?
- Это моё имя! Но откуда у тебя это? Слушай! А ведь я не записана в библиотеку! Может быть, ты приехал из другого города, где работал в библиотеке и имел посетительницу с моим именем?
- Возможно… - поднимаю глаза, смотрю ей в лицо. Красивое, доброе, женственное лицо не старше 20ти. - Бекки, не могли бы Вы одолжить мне немного денег? И… - мне совсем стыдно, но иначе я пропаду в этом черно-белом ледяном проклятом городе. – Вы не знаете никого, кто сдавал бы жильё или искал бы соседа?
Откинувшись на спинку стула, смотрит на меня, засунув руки в карманы короткого кашемирового пальто. Удивительная встреча… Удивительная девушка… Неожиданно пришла мысль о том, как я сейчас выгляжу! Наверняка, не самым лучшим образом! Судорожно извинившись, метнулся в туалетную комнату, замер у зеркала.
Из отталкивающего воду стекла на меня смотрел высокий, худой, если не сказать, тощий, очень молодой человек с большими глазами цвета крокусов. На левой щеке – чёрный развод. Потёр его кончиками пальцев. Кровь? Откуда… Словно я зажимал руками рану, а потом вытирал ими же слёзы. Волосы. Действительно очень длинные, почти до тонкой талии, распущенные золотые прямые волосы. Перепутанные и грязные. Я высокий, одет в свитер и джинсы, в кафе осталось тонкое серое пальто. Не удивительно, что мне так холодно…
А ещё я плохо вижу. Не могу прочитать надпись на стекле, разобрать тонких черт своего лица. Бекки я тоже не очень хорошо рассмотрел, к слову…
Кое-как умывшись и собрав волосы под ворот свитера, я вернулся, сел за столик… И тут же был одарен доброжелательной улыбкой, парой купюр в 50 долларов и номером телефона. Две последние вещи вызывают у меня недоумение. Я умею пользоваться телефоном, мобильным и стационарным, знаю, откуда берутся деньги… Но всё это кажется знаниями, приобретёнными совсем недавно… словно раньше я жил в ином мире…
И, всё-таки, как же меня зовут?
Распрощавшись с Бекки, естественно, заплатив за её кофе и выпросив номер её телефона, - я отправился на поиски таксофона.

Мне открыл дверь невысокий, но очень стройный молодой парень с длинными серебристыми, собранными в толстую косу волосами. Он был одет в свободную, некогда белую, перемазанную красками футболку и джинсовые бриджи. Перебрав босыми ногами, он слабо, почти нежно улыбнулся.
- Я - Фобос. Бекки рассказала, что ты ничего о себе не помнишь. Проходи!
- Ты художник?
Разувшись, я окинул взглядом маленькую в японском стиле комнату. На полу – два свёрнутых футона, на стенах – несколько картин. Шкаф для одежды, большое зеркало в прихожей. Минимализм во всём.
- Да, учусь в институте. Бросай одежду на пол…
Вместе мы прошли на кухню. Фобос налил нам чаю. Чай был вкуснее кофе, но тоже совершенно не таким, как… Где? У меня разболелась голова.
Фобос. Странное имя для этой страны… Совершенно не представляю, где я мог слышать его раньше… Но почему-то перед глазами рисуется сложная причёска, грим, серебристая тиара и бело-голубое одеяние… Может, я работал в театре и мы ставили пьесу, где одного из героев звали так? Чушь! Нет, всё это было на самом деле… Но где и когда…
Резкий громкий телефонный звонок. Мелодия незнакомая, чистая и светлая.
- О, прости! – Фобос вскочил, подхватил трубку и быстро ушёл в комнату.
Я опустил голову на руки, закрыл глаза… О, лучше мне было этого не делать! Яркие вспышки в тёмном небе, огромные, наполненные слезами глаза, чьи-то крики, всхлипы… Задыхающийся голос «Я люблю тебя, не умирай!»…
- Эй! Ты живой?
Я вскинул голову так резко, что чуть не ударил Фобоса. Лицо у него было грустное и очень озабоченное.
- Да, прости, что напугал… У тебя всё в порядке?
Парень распрямился, обхватил себя руками, закрыл глаза.
- Венс не сможет приехать сегодня, а завтра он уезжает на гастроли. На полгода… Потом работа в Нью-Йорке… В общем, он попросил завтра перед институтом заехать к нему, забрать кольцо и вернуть ключи от его дома…
То, что я услышал, потрясло меня до глубины души. Ещё одно знакомое имя. Я был готов поклясться, что речь идёт о человеке по имени Венс Майкл Джастин. Вот только, откуда я это знаю…
Фобос стоял, обхватив себя руками, плотно закрыв глаза. По его бледным щекам текли слёзы. Меня не поразило известие о том, что мой новоявленный сосед встречается и даже обручён с парнем. Но слёзы в его глазах я стерпеть не мог. Почему я видел сейчас тринадцатилетнего мальчишку в странной одежде, дрожащего от нахлынувших слёз, страха перед обрушившейся ответственностью и…
Порывисто поднявшись, я подошёл, взял его за плечи. Пальцы скользнули по гладкой нежной коже. Такой удивительно бледной и поразительно знакомой… Словно я обнимал его прежде, словно старался успокоить… и был оттолкнут, ранен…
Он снова оттолкнул меня. Высвободив руки, он вытер кулаком слёзы, ушёл в ванную… Умывшись, позвал меня в комнату, нашёл длинную футболку с вышитой серебристыми пластиковыми кусочками звездой и два белых полотенца. Солнце давно село за горизонт. День был немыслимо длинным, и все устали…
Горячий душ окутал тело, и я почувствовал себя живым. Удивительно, но кожа словно впитывала воду, переставая быть такой сухой и болезненной. Моё худое, но крепкое тело оказалось испещрено множеством едва ощутимых и глубоких разноцветных шрамов. Самый свежий напоминал осьминога, обхватившего моё тело в районе солнечного сплетения. Было очень похоже, что меня ударило током. Что ж, так бывает. Наверно, человек может потерять память от удара тока?

Сон не шёл. Я чувствовал, что Фобоса нет в комнате, не знал, где его носит, волновался… Жёсткий пол под тонким холодным футоном напоминал тюремные нары… Неужели я был осуждён? Не помню…
Промучившись несколько часов, я встал и вышел на кухню.
На столе стоял большой пузатый бокал с остро пахнущей жидкостью золотисто-коричневого цвета. Работала настольная лампа. Фобос сидел за небольшим этюдником и, не обращая ни на что внимание, рисовал. Любопытство победило тактичность, и я подошёл.
С листа на меня смотрел юноша, тело которого было частично покрыто золотисто-зелёной чешуёй. Его крепкие с несколькими шрамами руки заканчивались большими ладонями с когтистыми лапами. Наготу скрывали лишь длинные золотисто-белые волосы. Один глаз был жёлтым, другой – тёмно-сиреневым…
- Он снится мне всю мою сознательную жизнь…
Я вздрогнул, отшатнулся. Я так увлёкся изучением рисунка, что не заметил, что Фобос отвлёкся от него, и теперь поглощён рассматриванием меня. Он взял длинными тонкими пальцами бокал, отхлебнул, зажмурился на секунду, отставил бокал.
- Он взрослел вместе со мной… Я всегда любил спать, поскольку во сне у меня был верный друг, любовник, раб…
Каждое слово, произнесённое Фобосом, странным образом резонировало в моём воспалённом мозгу. Словно бабочка билась за тонким стеклом и никак не могла пробить его. Словно память рвалась на поверхность, но не могла её достигнуть.
- Когда меня в детстве разлучили с семьёй, словно в ответ на это, я начал рисовать… Мне всегда становилось легче, когда я рисовал его. А сегодня, - он поднял глаза, и наши взгляды неожиданно встретились. Его зелёные глаза показались мне знакомыми, любимыми, родными… - А сегодня, он словно сошёл с одной из моих картин. Вошёл в мой дом, снял пыльное, обожженное пальто, откинул со лба перепачканные, будто тушью, волосы и остался… - его голос дрогнул. Он сидел, развернувшись ко мне боком, смотрел без отрыва на бокал. Я не шевелился. – На ночь? Или навсегда… - он тяжело уронил голову. – Прости… Я пьян и замучен… Отведи меня в спальню?
Уложив плохо стоящего на ногах горе-художника, я снова улёгся в свою странную постель, обхватил себя руками. Что ж, первый день прожит… Что будет дальше?...

Я проснулся от ощущения, что на меня пристально смотрят. Открыв глаза, я увидел сидящего на полу Фобоса. Обхватив колено и поджав под себя другую ногу, он с заинтересованным выражением лица внимательно рассматривал мою руку. Распущенные, чуть влажные волосы красиво обрамляли лицо, струились по плечам и груди… На мгновение мне снова привиделась серебряная тиара на его голове, но тусклый свет луны, заглядывающей в окно, рассеял видение.
- Доброе утро… Прости, что так рано… Самолёт Венса в 9… - он пошевелился, поджал под себя вторую ногу, и стало заметно, что из одежды на нём лишь маленькие изумрудно-зелёные плавки. – Проводишь меня? Не хочу броситься от отчаяния под ближайшую к его дому машину… А потом я могу показать, где живёт Ребекка. Кстати, друзья зовут её Оруби, что значит…
- …Великий воин… - озвучил я промелькнувшую в голове мысль. Встряхнув головой, я сел, потёр глаза. – Ладно, приготовишь завтрак, я умоюсь и поедем.
- Хорошо… - Фобос поднялся на ноги, собрал волосы на одну сторону, и я увидел след, словно от раны, нанесённой стеклом, на его плече. Отметина вызвала очередную вспышку головной боли. Новое знакомое имя загнанной птицей металось в голове, больно ударяясь о стены своей темницы. Почему я не мог вспомнить ничего, но сразу вспомнил значение клички этой девушки? Девушки, с которой я познакомился 18 часов назад. А, может, был знаком давно…
Поднявшись, я распутал кое-как волосы, потянулся, накинул на плечи вчерашний свитер и поплёлся в ванную умываться.

Я не видел Венса. Стоял у ворот, в то время как Фобос беседовал с ним внутри небольшого хорошенького дома, охраняемого не хуже Пентагона.
Мой сосед вышел из дома примерно через полчаса. Лицо его было абсолютно белое, глаза блестели, руки были сжаты в кулаки. Я едва успел схватить его за локоть и притянуть к себе. Пару секунд он стоял, глядя прямо мне в глаза, вцепившись обеими руками в моё пальто. Но неожиданно его хватка ослабла, руки бессильно скользнули по моей груди. Он уронил голову мне на плечо и расплакался. Ледяной ветер трепал наши распущенные волосы, норовя сорвать с меня шапку. Фобос плакал, комкая лацканы пальто, дрожа всем телом. На его левой руке теперь было два платиновых кольца, а в сердце – кровоточащая рана, которую я считал своим долго залечить.
- Ну, успокойся, - осторожно попросил я. Мимо нас продефилировал молодой смуглый парень в тёмных очках, сел в машину… - Какие у тебя сегодня занятия?
Фобос поднял голову, по его бледным щекам текли слёзы, под глазами залегли глубокие синяки.
- История кинематографа, Живопись, графика и коллоквиум по французскому…
- К коллоквиуму готов? – он кивнул. – Тогда пойдём!
Я не могу объяснить, откуда я знаю, куда идти. Уверенно, боясь потерять нить, я тащил против ветра грустного, потерявшего всякую волю, парня. Я тащил его в единственное место в городе, где, как мне казалось, можно обрести покой.
Исторический музей встретил нас прохладой и тишиной. Войдя, я замер, пошарил взглядом по холлу, затем снова схватил Фобоса за руку и подтащил к «колодцу времени» - оптической иллюзии, состоящей из мозаики, изображавшей всемирную историю от одноклеточных организмов до установления демократии в этой стране, и двух зеркал – на потолке и на полу.
Заглянув в него, я вдруг почувствовал отголосок сильного сердцебиения, усталости, страха, словно я влетел сюда по инерции, после долгого бега, напуганный чем-то… Я смотрел в колодец, и моё дыхание выравнивалось, становилось легче… Я видел множество своих отражений в мозаики вселенской истории, и это вызывало чувство нужности. Наконец, оторвав взгляд от зеркал, я посмотрел на Фобоса.
Фобос замер, облокотившись на перила, всматриваясь в глубину колодца. Он был бледным, глубоко дышал. Снежинки давно растаяли на его волосах, делая их влажными. Я снял шапку, расстегнул пальто.
- Пойдём, в этом музее должно быть много интересного!
Он медленно кивнул, снял куртку, и мы прошли в зал естественной истории…
Я не мог объяснить, что произошло со мной, едва я подошёл к первой витрине. Рассказы об истории мира, легенды, магические истории сыпались из меня как из рога изобилия. Фобос слушал с открытым ртом. Сначала он вытащил было блокнот, чтобы зарисовать что-то, чтобы оправдать своё отсутствие на графике, но очень скоро опустил руку с карандашом и полностью погрузился в мой рассказ.
Около восковой фигуры предводителя ополчения в войне Севера и Юга к нам подошёл высокий немолодой мужчина с густыми усами и светлыми с проседью волосами.
- Дин Коллинз, - представился он, - директор музея. Вы так хорошо знаете историю… Не хотели бы Вы работать у нас гидом?
Вопрос озадачил меня, а имя вызвало в памяти новую болезненную вспышку. Перед глазами промелькнула копна красных волос, и что-то вроде стрекозы с силой врезалось в клетку, в которой оказалась заперта моя память…
Я рассеяно посмотрел на Фобоса. Тот широко улыбался. А мне катастрофически были нужны очки. От напряжения зрения у меня болела и кружилась голова.
- Соглашайся! – улыбнулся Фобос.
- Но… - прошептал я, затем поднял голову, посмотрел на мистера Коллинза. – Я пережил что-то страшное и потерял память… Я не помню, как меня зовут, а потому, не могу восстановить права и паспорт…
- Бросьте! Оформим, когда всё вспомните! – рассмеялся директор музея. – Ну что, по рукам? – я обречённо кивнул. – Возьмёте в библиотеке книги по истории города. Выходите на работу завтра?
- Хорошо…
Мужчина ушёл, оставив привкус меди во рту и страшную усталость в душе. Меня колотило, мышцы болели, в глазах потемнело, словно после хорошей драки.
- Ты поднял мне настроение, - заговорил Фобос,- спас от тоски и боли. Позволь кое-что сделать для тебя?
Я посмотрел на него. Он улыбнулся, взял меня за руку и потащил на улицу. Ветер немного утих, шёл сильный снег, потеплело. Запихнув шапку в карман, я позволил ветру трепать и путать свои волосы. Я знал, как прекрасно они выглядят, любил их… Я знал, что красив в глазах окружающих, обаятелен и гипнотически привлекателен. Я знал, что люди смотрят на меня, а не на гораздо более симпатичного Фобоса. И это очень тешило самолюбие.
Через десяток минут мы оказались около небольшого строения с большим светящимся красным крестом на вывеске. Ещё через мгновение я оказался в кабинете окулиста.
- Удачи! – шепнул на ухо Фобос и испарился…

Я нашёл его в кафе на первом этаже центра. Он сидел спиной ко мне и пил кофе. Платинового цвета волосы струились по спине широким потоком. Ему, казалось, очень пошла бы белая мантия с зелёно-золотой вышивкой. Чёрная туника и тёмно-синий плащ. Воображение настойчиво рисовало его в образе царственной особы, в мрачных готических залах…
- Как всё прошло?
Я вздрогнул. Готов поклясться, он не оглядывался. Наверно, увидел моё отражение в крышке кофейника. Я сел напротив, официантка немедленно подала чай и пирожное. В новых очках я смог, наконец, рассмотреть во всех подробностях прекрасное лицо моего спутника и невольно улыбнулся: его красота была бесспорной, пронзительной и холодной. Словно выточенные из малахита холодные глаза, бледная кожа, прядки мягких светлых волос, обрамляющие почти треугольное юношеское лицо.
- Всё плохо, - выдохнул я, расковыривая пирожное. – У меня редкое нарушение зрения… Он сказал, что очень, похоже, что меня хорошо приложили головой в юности. Теперь зрение будет только ухудшаться…
- Плохо… - Фобос подпёр кулаком щёку. - Но тебе очень идут очки!
- Спасибо…
Пирожное оказалось очень нежным и вкусным, с орехами и мёдом. К счастью, оно не вызвало никаких ассоциаций и воспоминаний. Равно как и чай. Мы сидели в полной тишине ещё примерно полчаса. Фобос пил кофе, смотрел в стену. Я, доев пирожное, занялся рассматриванием лица моего соседа.
Наконец, я смог читать, видеть узоры на его рубашке, маленький золотой кулончик на его шее, каждую ресничку, каждый волосок, каждую прожилку в малахитовых глазах… Прекрасная холодная скульптура. Не удивительно, что сердце популярного певца дрогнуло при виде него… Удивительно, как он мог его бросить!
- Мне пора… - выдохнул он, взглянув на часы. - Автобус до инста проходит мимо работы Орубе, так что, доставлю тебя ей в целости и сохранности!
Меня бросило в жар. Кровь прилила к щекам и мозгу, горло пересохло. Неужели желание увидеть Орубе так явно читалось на моём лице!? Я влюбился? Не знаю… чувства были знакомыми и незнакомыми одновременно. Щемило сердце, сбивалось дыхание, сердце билось так, что казалось, будто оно вот-вот вырвется из груди. И всё это слишком явно отражалось на моём лице: Фобос с трудом сдерживал смех. Откашлявшись, я резко встал.
- Пойдём!
Лучше довольно улыбаться, чем скрывать свои чувства. Лучше плыть по течению, чем бороться с ветряными мельницами. И это мне было прекрасно известно.

Выпихнув меня из автобуса перед большим зоомагазином, Фобос помахал мне рукой и поехал дальше. Коллоквиум по французскому, я был уверен, он завалит.
Орубе стояла за кассой с убитым скучающим выражением лица. Привалившись к косяку двери, я несколько минут внимательно рассматривал её. Высокая, стройная, с чёрными волосами, чуть длиннее спереди, чуть короче сзади, она стояла в окружении собачьего корма и кроличьих клеток, словно королева среди сокровищ. Чувство, что я видел эту картину и раньше, ни на секунду не покидало меня. Но сейчас это было последнее, что меня волновало. Налюбовавшись вдоволь, я приблизился.
- Привет…
- Привет!
Она так обрадовалась, что схватила меня за руки. Приятно… Воздух, пропитанный запахами зоомагазина, неожиданно наполнился ароматом кофе. В груди защемило, голова немного закружилась. Стало жарко. В моей памяти стояла начало осени. За окном бушевало начало зимы.
- Мистер Олсен! – из дальней комнаты высунулся маленький сухонький старичок. – Мистер Олсен! Мой парень пришёл, можно я пойду?
От шока, вызванного этими словами, я отдёрнул руки, попятился… И налетел на террариум с огромной зелёной змеёй. Змея проснулась от тряски, сползла со своего сучка… Я заворожено смотрел на её движения, словно чувствуя каждое сокращение её тела в собственном, зная наверняка, что она чувствует, чего хочет… Как бьётся её трёхкамерное сердце, как холодная кровь в глубине тела подходит к поверхности кожи, согреваясь… Не думая, что я делаю, я осторожно открыл террариум, выпуская змею на свою руку. Её гладкое, упругое тёплое тело коснулось моей ладони, и новая вспышка воспоминаний затопила мой мозг. А змея, словно чувствуя то же, что и я, скользнула по моей руке, добралась до плеча, обвила кольцом шею, устроила свою голову на моей…
- О, да твой парень понравился нашей змейке! – старичок вышел из подсобки. – Не хотите взять её, молодой человек?
- Я?... Боюсь, мой сосед испугается её… - я осторожно погладил змею, мягко отделил её от себя, вернул в террариум, закрыл крышку. Но ощущение родства не прошло. Я сам стал змеёй, я чувствовал каждый её вздох, видел мир её глазами…
- Эй! Я ревную!
Я поднял голову, и увидел Орубе, уже одетую в пальто, с сумочкой. Её глаза метали молнии, но на губах играла нежная улыбка.
- Прости… Куда пойдём?
- Пойдём в кино? Я очень хочу сходить на новый фильм о Гарри Потере, но как-то всё не получается… А скоро ему перестанут показывать…
- Ну… - я бросил ещё один взгляд на змею, уже снова уютно устроившуюся на насиженном месте. – Новый?
- Я введу тебя в курс дела! Мистер Олсен! Мы ушли!
С этими словами она схватила меня под руку и потащила прочь из магазина.
История о парнишке, узнавшем, что он – потомок магов и вынужденном учиться в магической школе, показалась мне захватывающей, и я с удовольствием согласился посмотреть продолжение.
Некоторое время в темноте зала ничего не происходило. Орубе подняла подлокотник между нашими сидениями, опустила голову мне на плечо. Я накинул на наши ноги своё пальто и взял её за руку. Некоторое время я увлечённо смотрел фильм. Актёры были подобраны с таким мастерством, что создавалось впечатление, что они в действительности проживают эту жизнь, на самом деле летают на мётлах и разбрасываются магическими зарядами. Всё это казалось мне таким родным и знакомым, словно я сам прожил некогда подобную жизнь, словно был наделён властью…
Но вдруг произошло нечто, разорвавшее в клочья всё предыдущее умиротворение…
- Седрик! – громко окликнул главный герой высокого парня в бардовой мантии.
Дальнейшее действие потеряло для меня всякий смысл. Имя впилось в мозг как заноза. Я вздрогнул всем телом, похолодел. Седрик. Офицер. Словно кто-то пустил стрелу в клетку памяти, расколов её.
Меня пробрала дрожь. Воспоминаний не было, как и прежде, но я чувствовал, что они лишь прянули назад, непонимающе уставившись на зияющую дыру в своей темнице.
Моё имя – Седрик.
Сознание помутилось. Я очнулся только на улице от ощущения холодной стены под спиной и колючих снежинок на щеках. Открыв глаза, я увидел Орубе. В руках она держала мои очки и пальто. Бледная, вздрагивающая от ужаса. Бедная моя, сколько тебе придётся вытерпеть, если захочешь остаться со мной?...
- Моё имя – Седрик, - произнёс я и сполз по стене в снег.
- Что ты видел? – тихонько спросила она, надев на меня очки и шапку, подсовывая под спину пальто.
- Девочку… Лет 14ти. У неё старый свитер и короткая юбка. Волосы как у Фобоса, светлые, только с зеленоватым отливом. Он подаёт мне книгу и спрашивает «Рик, это от Ричард?»…
- Ты можешь вспомнить её имя?
От попытки насильно вытащить воспоминание голова разболелась так, что я вскрикнул и чуть не потерял сознание. Удивительно, но Орубе отреагировала совершенно спокойно и… странно: Опустившись на колени в снег, она обняла меня за шею, пригладила волосы.
- Пойдём ко мне? – шепнула она.
Мне оставалось только кивнуть.

Я сидел с ногами на большом чёрном диване, грея в ладонях бокал искристого золотистого, совершенно безвкусного, а потому, лёгкого, словно вода, вина и смотрел, как Орубе готовит нехитрый, но красивый ужин. Сырая рыба, имбирный соус, рис… Процесс и запахи казались умиротворяющими. Я отпил ещё вина, опустил голову на подлокотник дивана.
- Говорят, в этом вине содержатся микро-частички золота, - отметила она, отпивая из своего бокала. – Роллы готовы!
Результат кулинарного творчества на деревянном подносике перекочевал на низкий столик из тёмного стекла перед диваном. Я попытался справиться с палочками для еды, но, уронив одну, взял ролл руками. Пресноватый вкус, оттенённый вином, по неизвестным причинам поднял мне настроение.
Орубе села рядом, наполнила наши бокалы. Когда она была рядом, я не волновался о воспоминаниях, не думал прошлом, не пытался сложить два и два… Она была первым человеком, с которым я познакомился в этом городе, в этой жизни. И последним, кого я хотел бы потерять, забыть навсегда… Возможно, у меня была раньше девушка, похожая на неё. Такая же добрая, заботливая, немного резкая, но понимающая и терпеливая… Но её нет. Она не ищет меня в этом городе, моя физиономия не смотрит с каждого столба со словами «Пропал самый лучший парень на свете!», и полиция до сих пор не навестила меня. Значит, не нужен. Значит, не любит… А я люблю Орубе.
Придя к такому выводу, я окончательно успокоился, посмотрел на неё. Наши взгляды встретились. Она смотрела на меня, не отрываясь, изучая каждый волосок, каждую клеточку. Её глаза потемнели ещё больше, губы приоткрылись. Короткого взгляда ниже хватило, чтобы увидеть обозначившиеся под майкой затвердевшие соски. Коротко вздохнув, я приподнялся, осторожно притянул её к себе.
Поцелуй и всё, что последовало после, было исполнено первобытной страсти и искренней любви. Она руководила всеми действиями, но я, оставаясь ведомым, был даже рад этому. Её тренированное горячее тело прижималось к моему, мягкие губы касались шрамов и отметин. Тела соединялись, и страсть переливалась через край… До боли. До острых ногтей на спине и бёдрах. До укусов. До судорожных признаний в любви. До полного измождения…

Я лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, прислушиваясь к шагам Орубе. Отправив меня в душ, она сходила к соседке за противозачаточными таблетками. Теперь вымылась сама и бродила по квартире в моём свитере на голое тело, проверяя, всё ли выключено. В пустой после секса и алкоголя голове, словно крошечная птичка на голом зимнем дереве, засела мысль: Я обязан сообщить Фобосу, что вспомнил своё имя. Я не думал о нём примерно 6 часов и успел сильно соскучиться… Странно, но мне было интересно сравнить вкус кожи его и Орубе, прочитать в его глазах все чувства, как читал в её глазах час назад. Да что там! Я хотел его не меньше, чем девушку, наконец, погасившую весь свет и юркнувшую ко мне под бок.
- Можешь собрать волосы? – тихо спросила она. – Не хочу причинить тебе боль случайно…
Ощущение было, словно меня ударили под дых. Перед глазами ясно встала узкая тренированная спина, прижимающаяся ко мне. Лёгкое движение… и сильный рывок. Больно. Воспоминание поглотило меня. Плясали тени от свечей, в воздухе чувствовался аромат простого мыла. Отдёрнувшись, она сказала «О, извини», и я даже видел на мгновение её лицо…
- Седрик!
Распахнув глаза, я увидел Орубе. Она была бледной, тяжело дышала, сжимала мои руки, трясла меня. Сев, я обнял её. Она прижалась ко мне, потёрлась носом по плечо.
- Я испугалась… Ты побледнел и… Знаешь, несколько месяцев назад в перестрелке погиб мой парень. Он закрыл меня собой.
Эти слова потрясли меня ещё больше. На языке почувствовался привкус металла. Район солнечного сплетения зажгла нечеловеческая боль, осьминог, опутавший моё тело, сдавил грудь, по щупальцам прошли электрические разряды. Я закашлялся, отстранившись от Орубе, закрыл глаза.
- Прости, мне, наверно, нужно побыть одному… - произнёс я, сползая с кровати.
- Нет! Не ходи! Не пущу! – девушка схватила меня за руку, но я мягко высвободился. – Не уходи! У тебя волосы мокрые ещё, простудишься…
- Если надену шапку, не простужусь.
Одевшись, я присел около неё, нежно поцеловал в лоб. Она вздохнула, встала, подала мне пальто и шапку.

Не смотря на поздний час, Фобос сидел при полном свете на полу и рисовал. Рядом с ним лежал плеер, в уши – вставлены маленькие наушники, поэтому он не слышал, как я вошёл. Раздевшись, я сел у стены и стал наблюдать.
На бумаге, повинуясь точным движениям художника, постепенно проявлялся аммонит. Фантазийный, древний моллюск, заключённый в спиральную раковину, плыл сквозь фиолетовую толщу воды, испуская неяркое свечение. Фобос был одет в затасканный свитер и те же бриджи, что я видел при нашей первой встрече. Волосы снова были уложены в косу, оголяя стройные худые плечи. Прикрыв глаза, я представил его вновь в светлой мантии с голубым драгоценным шитьём, восседающего на троне.
Налюбовавшись вдоволь, я дождался щелчка, символизирующего остановку кассеты в плеере, легонько постучал в стену. Он оглянулся.
- Мой имя – Седрик, - шепнул я, умиротворённо улыбаясь.
Рядом с ним мне было удивительно тепло и приятно. Словно мы были родными людьми, словно выросли вместе… Словно я служил ему верой и правдой множество лет. Словно судьба разлучила нас на пару месяцев и вновь дала шанс всё исправить. Я старался как мог.
- Красиво… Вспомнил?
- Услышал… - я подошёл, сел рядом, взял наушник, перевернул кассету. Мой сосед слушал Баха.
- Отбываю повинность по живопись, - кивнул на картину Фобос. – Завтра должен сдать. Ложись…
Я покачал головой, опустил голову ему на колени, посмотрел снизу вверх.
- Ты пахнешь сексом, - заявил он, возвращаясь к рисунку. Крошки пастели осыпались мне на лицо, я отодвинулся. – Почему ушёл?
- Вспомнил кое-что… Не важно…
Он взял второй наушник. Слушая вместе прекрасные звуки органа, мы просидели ещё несколько часов.